Шторм-вор

Объявление


Администрация
Миа

Добро пожаловать
• НАМ - ДВА ГОДА! БОЛЬШОЙ БРАТ ВЕЧЕН! УРА, ТОВАРИЩИ, ТРУДИТЕСЬ НА БЛАГО ПАРТИИ!

• Рекламируем от аккаунта PR, Пароль 1111. Все взаимно.
Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP
Навигация




Время и погода
15 июня. Необычайная, удушливая жара, от реки идет вонь. В гетто начинают ходить болезни

События в игре
Мария Чайка арестованна и находится в Доме Полиции. Веспер и Джаред идут на последнее совместное дело, не совсем законное к тому же: пытаются найти Убежище, проследив за "сбежавшей" предводительницей Общества. Чем все это закончится, вы скоро узнаете. Джон Торредо решает проследить за ними, и это тоже не грозит детективу ничем хорошим. Энжи пытается разобраться сразу с двумя проблемами: агрессивной бомбисткой и механиком-конкурентом. Миа прячется от неприятностей во всех возможных местах. Кардинал Вильгельм и Барт решают спуститься в Убежище, что бы встретиться и переговорить с Михо. Похищенная Валентина Стрейт вернулась домой.


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Шторм-вор » Основной сюжет » Застенок


Застенок

Сообщений 1 страница 23 из 23

1

1. Участники Кардинал Вильгельм, брат Варфоломей
2. Время начало июля 124 год
3. Описание событий о скучных взаимоотношениях двух служителей церкви

0

2

Кардинал быстро спускался в подвальное помещение по узкой винтовой лестнице. Непривычная для этих мест черная ряса еле слышно шуршала при каждом его шаге. Кивнув двум охранникам у массивной двери, он сделал шаг в комнату. Тусклый свет неприятно дезориентировал, хотя эту комнату Вильгельм знал как свои пять пальцев. Скулы подрагивали от нервного возбуждения, эмоции были на пределе, но кардинал сохранял внешнее хладнокровие. Откуда только он вылез, этот лесной брат. Оспаривать решение коллегии, вступиться за этого неугодного. Вильгельм недоумевал, не прошло и двух дней, как неугодного церкви брата Габриэля признали виновным в ереси, по сути, все понимали, что юноша вряд ли был виновен во всем, что ему приписывали. Но он распространял волнения среди послушников и молодых монахов, внушал им мысли о вольнодумстве. Церковь не могла позволить этому движению развиваться. Но зачем вмешался этот старый дурак... Вильгельм не мог полностью понять происходящего, в нем говорил инквизитор, который нашел новую жертву. Бартоломью стал защищать отступника прямо во время очередного диспута. Естественно, оппонентом ему был кардинал. Они спорили на протяжении нескольких часов, заваливая друг друга аргументами и делая отсылки к писанию и прочим манускриптам. Какое-то время Вильгельм искренне наслаждался спором, но потом он перерос в нечто угрожающее. Закончив свои речи, служители церкви пожали друг друга руки и пожали хорошей дороги домой. Только вот брат Бартоломью домой не отправился. Ужа пару часов он сидел в застенке одного из церковных зданий. Как он мог подумать, что такое ему простят. Да, они с Вильгельмом были в приятельских отношениях, но сейчас, долг перед церковью был превыше всего. После того памятного случая и кардинал, и монах вернулись к привычному образу жизни. Однажды, Бартоломью навестил его высокопреосвященство, а так, в основном, они обменивались редкими письмами. Сейчас же, судьба свела их при менее приглядных обстоятельствах. Кардинал дал сигнал охране и повернул ключ в замке. Петли противно заскрипели и Вильгельм прошел внутрь.
- Не могу сказать, что рад видеть вас здесь, Бартоломью, - Откуда то появилась едкая полуулыбка, которая так же быстро уступила место маске безразличия.

Отредактировано Кардинал Вильгельм (2011-09-11 01:06:48)

+2

3

Брат Варфоломей сидел на какой-то ступеньке возле каменной стены в низком, плохо освещенном подвальном помещении. Он теребил нитки на потрепанном рукаве рясы и пристально смотрел на запертую дверь.
Сначала была неожиданная встреча в храме с последующим странствием по подземному лабиринту. Потом пара писем - доводы, контраргументы, рассуждения Вильгельма, не скованные присутствием посторонних. Потом еще встреча - в доме у Вильгельма - довольно бестолковая и бессодержательная (Вильгельм, видимо, был чем-то озабочен), но оттого не менее вдохновляющая. За невозможностью внятно изъясняться словами, брат Варфоломей пытался читать выражение его лица, и ему казалось, что лицо говорит о желании продолжать настоящий диалог, в котором не будет передергиваний и увиливаний.
Потом был Габриэль. Молодой впавший в немилость монах. Началось с того, что он некоторое время укрывал у себя какую-то девочку из гетто, которую вдруг обвинили в том, что она ведьма. Отсюда поползли слухи о том, что Габриэль сам занимается волхвованием, что он нарушает монашеские обеты, живя с женщиной, и что он посягает на авторитет церковных иерархов. Дальше - хуже. Габриэль же помог девочке бежать, когда выяснилось, что она скрывается у него, и продолжал публично настаивать на ее и своей невиновности.
Потом был диспут. Брат Варфоломей не принимал участия в инквизиторских допросах и совещаниях и поэтому не мог высказаться там. Диспут оказался единственной площадкой, на которой он мог замолвить слово за Габриэля. Он обращался напрямую к Вильгельму, мысленно опираясь на те моменты понимания, которые проскальзывали в их предыдущих встречах. Но Вильгельм был не проницаем. Он с явным удовольствием то уворачивался от слов брата Варфоломея, то как будто делал уступки, но потом опять ловко ускальзывал от ответа. Тот зародившийся диалог исчез, как будто его никогда не было. Вместо этого была имитация разговора. Под конец Вильгельм, как показалось брату Варфоломею, дал понять, что он еще раз пересмотрит дело с учетом аргументов. Расстались они довольно дружелюбно, хотя в этой дружелюбности была изрядная доля натянутости. Вильгельм на прощание протянул брату Варфоломею руку. Тот сжал ее и как будто вернулся в темный лабиринт, где он так же держал руку Вильгельма, которая тогда была холодной и дрожала. Сейчас его рука была теплой и твердой, но он, несомненно, тоже вспомнил тот эпизод.
Потом, когда брат Варфоломей шел к опушке леса, на него набросились два мордоворота и затолкали в машину. Он отбивался (в результате чего его ряса оказалась порванной), но безуспешно. Потом его сволокли по винтовой лестнице в этот самый погреб и заперли дверь.
Некоторое время брат Варфоломей пытался понять, что произошло. Он был уверен, что это было продолжением диспута, но кто именно захотел его продолжить в таком формате, он не знал. Еще он был уверен в том, что это не Вильгельм.
Потом он услышал шаги на лестнице и стал еще напряженнее гипнотизировать взглядом дверь. Щелкнул замок. В дверном проеме появился силуэт огромного роста. Чтобы войти в помещение, Вильгельму пришлось сильно нагнуться. Брат Варфоломей встал. Появление Вильгельма означало либо избавление, либо то, о чем брат Варфоломей не хотел даже думать.
Фраза, с которой к нему обратился Вильгельм, и непроницаемое выражение его лица сообщили брату Варфоломею, что верно второе. Перед ним стоял лицемер, интриган и карьерист. Прежде, чем брат Варфоломей успел что-либо сказать или подумать, его захватил приступ ярости. Он шагнул вперед и, размахнувшись, со всей силы ударил Вильгельма кулаком в лицо.

+2

4

Он надеялся на более лояльное приветствие, но не получилось. Удар пришелся ровно в челюсть, там что-то неприятно хрустнуло. Острая боль, от которой непроизвольно сжались кулаки, потихоньку отступала, так что Вильгельм, пошатнувшись, ошалело уставился на монаха. Охрана времени не теряла, они уже скрутили пленника. Один заломил Бартоломью руки сзади, другой раздавал удары. Вильгельм внимательно смотрел, как его сподручные избивали виновного. Теперь он прекрасно вписывался в статью обвинения - ересь, проявления агрессии, неуважение высшего по сану. При правильном свете его теперь ждала высшая мера наказания, но так просто он не отвертится. Вильгельм вытер кровь с губ и криво усмехнулся. Охрана, похоже, вознамерилась сделать из обвиняемого кусок мяса, но кардинал не собирался действовать настолько быстро. С пять минут он наблюдал  и не препятствовал им. Когда кулак здоровяка сжался для нового удара, Вильгельм выступил вперед.
- Достаточно, - голос Вильгельма звучал практически ласково, - привяжите его.
Из угла комнаты выдвинули стол. Нельзя было определить, столько он там стоял, но багровые пятна, похожие на ржавчину покрывали его весь. Пока один привязывал полуобморочного монаха к стулу, кардинал сел напротив них. Стол, как непреодолимая преграда разделял их. Охранники придвинул его практически вплотную к пленнику. Холодная стена за спиной, стол практически впивался в грудную клетку.
- Вы свободны, - охранники недоумевающе переглянулись, но все таки двинулись в сторону двери. - Вон! - Вильгельм практически заорал, его начинала бесить эта безмозглая медлительность.
Как только дверь захлопнулась, он неспешно встал, и подошел к Бартоломью.
- Что же вы, старина, так неблагоразумно себя повели? - он достал из кармана платок с вышитым гербом, и аккуратно вытер кровь с подбитой брови, далее аккуратно промокнул кровавую дорожку, ведущую к подбородку. - Вы понимает, где вы, Бартоломью? - Вильгельм окликнул брата. - И вы знаете, зачем я здесь? Я пришел помочь вам осознать ваши ошибки, брат.

Отредактировано Кардинал Вильгельм (2011-09-12 23:57:30)

+1

5

Дальнейшие события развивались молниеносно и предсказуемо. Откуда ни возьмись налетели двое хлопчиков, предположительно те же, что некоторое время назад доставили брата Варфоломея в этот подвал. Брат Варфоломей слышал хруст суставов, треск рвущейся ткани, глухие удары, раздающиеся не то снаружи, не то изнутри, а скорее всего повсеместно, и сопение старательных многоруких мордоворотов, от которых невозможно было увернуться. Во рту скапливалась вязкая дрянь, которую он сплевывал, но она тут же снова заполняла рот. Временами он выхватывал взглядом невозмутимо стоящего в стороне Вильгельма, который не предпринимал никаких видимых попыток остановить этих молодцов. Он, казалось, был погружен в свои мысли и вообще был далек от происходящего. Брат Варфоломей всё старался поймать глазами его взгляд, но ему никак не удавалась.
Когда ноги уже отказывались его держать, и он всё сильнее повисал в заботливых руках, выворачивающих сзади его суставы, избиение вдруг прекратилось - брату Варфоломею показалось, что он слышит голос Вильгельма, но он не был уверен, - и его отволокли к стене. Он выплюнул очередную порцию дряни, вяло помотал головой и попытался сфокусировать взгляд. Сейчас Вильгельм смотрел прямо на него спокойно и как будто даже с сочувствием.
Потом брата Варфоломея прикручивали веревками к стулу. Это было к лучшему, потому что без веревок он заваливался на сторону. Здесь, правда, тоже переусердствовали в старании привязать покрепче, и веревки немилосердно въелись в тело, на котором больше не было защитного покрова в виде рясы (молодцы завершили начатое: теперь она была разодрана от ворота до пояса и криво висела на одних рукавах). Потом перед братом Варфоломеем возник какой-то стол, а за столом напротив - Вильгельм. Брат Варфоломей всё еще тяжело дышал, периодически отплевывался, но не отрываясь смотрел на Вильгельма. Боли он практически не чувствовал - это, видимо, только предстояло. Вильгельм отослал своих ассистентов, встал из-за стола и направился к нему. Он заговорил, но брат Варфоломей не слушал. Он видел, как рука извлекла платок, потом почувствовал мягкое прикосновение этой руки к своему лицу. Красивые руки. Брат Варфоломей поднял голову и попытался понять выражение лица Вильгельма.
На царя Саула похож, - подумал он. - Тот тоже был колоссального роста и совершенно сумасшедший.
Тут, помимо мягких упрекающих интонаций, он начал улавливать слова. Лирическое настроение мигом улетучилось.
- Вы, Вильгельм, очень заботливы, - отреагировал брат Варфоломей. Назвать его в соответсвии с саном у него язык не повернулся. - Это вы называете "хорошо добраться до дому"?

Отредактировано Frater Bartholomeus (2011-09-13 06:34:00)

+1

6

Вильгельм понимающе улыбнулся, его взгляд на миг будто смотрел сквозь монаха. Уголки губ чуть дрогнули, но не более.
- Благодарю, но вы ошибаетесь, я ни чуть не заботлив, - пальцы надавили чуть сильнее на одну из ссадин, но тут же отступили. Вильгельм продолжал промакивать кровь платком, - Вы попали сюда исключительно по свой вине, мой друг, - кардинал встал и двинулся к своему месту, вертя в руках бесполезную окровавленную тряпку.
Если бы было достаточно светло, то Бартоломью заметил, как дергается жилка у него на шее. Оказавшись напротив человека, которого пару часов назад он мог назвать другом, возможно, единственным, Вильгельм снова посмотрел на Бартоломью. Вид у него был совсем не здоровый. Ссадины еще кровоточили, а синяки начинали багроветь. Мужчина мысленно подметил, что охрана слишком перестаралась. Сквозь рванье, которым была когда-то ряса, виднелись кровоподтеки и следы побоев. Он не был в курсе, избивали ли Бартоломью до его прихода. Но это не должно было его волновать, перед ним находился еретик. Но это его волновало. В нем поднималась совершенно беспочвенная волна гнева, Вильгельм сжимал кулаки, пока костяшки на пальцах не побелели и не стали ныть от напряжения. Поймав себя на мысли, что слишком долго рассматривает увечия оппонента, кардинал моментально пришел в себя и вновь заговорил:
- Ответьте мне, брат, какое отношение вы имели к лесному брату Габриелю. Вы знали, что он ведет жизнь полную прелюбодеяния? Вы знали, - Вильгельм положил руки на стол, и сложил пальцы в замок, - так почему, ответьте мне, вы не направили его на путь истинный, почему позволили совершить ошибку? А теперь  имеете наглость перечить прямому приказу Папы, перечить Церкви. Это прерогатива еретиков, Бартоломью. Вы один из них?
Все это время кардинал в упор смотрел на монаха, по сути, его слова сейчас не должны были ничего решать. Но мужчина ждал его ответа. Ему была необходима вся правда. Правда, чтобы понять.
- Вы признаете себя виновным в ереси? -  он не ждал раскаяния, - я могу вам помочь, брат, только скажите правду.

+1

7

Не дав прямого ответа на язвительное замечание брата Варфоломея, Вильгельм вернулся на свое место за столом и некоторое время молча его разглядывал - вероятно, прикидывал дальнейшие методы физического воздействия. Брат Варфоломей, неожиданно для себя, вдруг почувствовал неловкость, оттого что Вильгельм видит его в таком жалком состоянии, и ему захотелось куда-нибудь исчезнуть. Импульс был совершенно нелепым, и брат Варфоломей немного удивился, когда его осознал.
Насмотревшись, Вильгельм стал задавать дежурные вопросы, ответы на которые он, без сомнения, знал заранее. Как знал и последующие свои вопросы. Брат Варфоломей почувствовал усталость и раздражение. Кроме того, у него начал отекать один глаз, и всё тело ныло, а он не мог сменить положение.
- Я дружил с Габриэлем, Вильгельм, и я уже говорил вам об этом, - брат Варфоломей кашлянул, голос казался чужим. - Он не блудодействовал. Это я тоже уже говорил. Он защищал от гибели невиновного человека, который подвергся ложному обвинению. Так что Габриэль не совершал той ошибки, которую вы ему приписываете.
Начав монотонно и вяло, брат Варфоломей теперь увлекся, подался, насколько было возможно, вперед и заговорил быстро и внятно, пристально глядя на Вильгельма:
- На каком основании инквизиция решила, что он виноват? Что она вообще о нем знает? То, что он под пытками рассказал? Ваше высо... Вильгельм, вы же понимаете, что под пыткой человек скажет что угодно, только чтобы его отпустили. А я его знаю. И девочку ту видел, говорил с ней даже. Она не была ни одержимой, ни колдуньей. Просто нищий ребенок, на которого кому-то понадобилось возвести поклеп. Обычная история. Но зачем вы-то в это ввязываетесь, Вильгельм? Зачем вам понадобилось называть меня еретиком, хотя вы знаете, что я не еретик? Если ваше положение требует от вас постоянной лжи, то нужно просто выйти из него, Вильгельм. Я уже немного вас знаю, я знаю, что вы, в отличие от многих ваших коллег, не совсем прожженный лжец...
Тут горло у брата Варфоломея пересохло окончательно, и он закашлялся.
- Дайте мне воды, пожалуйста, - сквозь кашель выговорил он.

Отредактировано Frater Bartholomeus (2011-09-14 05:57:57)

+1

8

Слова, слова, слова. Сколько он их слышал за последние годы. Кто-то рыдал, моля о спасении; кто-то орал о своей невиновности, даже когда сюда приводили тех маленьких мальчиков, которых... Вильгельм всем сердцем ненавидел то, что он делал, постоянная грязь и обман. Оборотная сторона веры, которую никто не замечает и так усиленно  пытается скрыть. Мерзкая липкая субстанция извращенного греха. Но именно так он исполнял свой долг, он искоренял зло в рядах святой церкви, ту скверну, которая пыталась проникнуть в самое сердце. Кардинал видел в этом единственное спасение, закрывая глаза даже на то, что виновные не всегда  были таковыми. Но сейчас дело становилось личным. Перед ним не сидел какой-то еретик, перед ним сидел брат Бартоломью. Брата Варфоломея, если называть его так, как все остальные. С самого начала он стал отличать его именно так, не особо заботясь о чужом мнение. На секунду Вильгельм закрыл глаза и выдохнул.
- Он был виновен, - чеканя каждое слово, ответил Вильгельм, - а то, что вы с ним были друзьями, а я уверен, так оно и было, - сейчас голос словно резал воздух между ними, - мешает вам мыслить адекватно, брат.
Он практически механически фильтровал слова Бартоломью - ложь. И он не собирался говорить с ним об этом. Само по себе, обсуждать приказ было неуважением.
- Возможно, завтра вы будете более искренни, брат, - кардинал встал из-за стола и направился к выходу, - приятного дня.
Выйдя из помещения, Вильгельм приказал принести воды заключенному и быстрыми шагами направился к лестнице. У него дрожали руки, так что он спрятал их в карманы мантии. Желваки непроизвольно дергались. Кардинал практически бегом преодолел расстояние, разделяющее входную дверь и дверь его автомобиля. Первый день был завершен.
Охранник вошел в темную комнату со стаканом воды, надменно скалясь, он поставил его перед монахом, движения которого все еще сковывали веревки.
- Смотри, не захлебнись.
И вышел.

+1

9

Итак, брат Варфоломей остался в своем подвале - привязанный к стулу, задвинутый столом и наедине со стаканом воды и своими мыслями. Он попытался пошевелиться, но веревки от этого только сильнее резали. Он потянулся к стакану и отпил из него пару глотков. Потом наклонил стакан на себя, чтобы добраться до воды, но его челюсть дрожала, движения были неловкими, отчего стакан выскользнул, звякнув о зубы, скатился со стола и разбился. Остатки воды расплескались вокруг. Брат Варфоломей обругал себя за неаккуратность. В таком положении следовало быть предельно собранным.
Он осторожно пошевелился, чтобы веревки немного сместились и перестали ему досаждать. Это удалось, и он некоторое время сидел неподвижно, пытаясь осмыслить произошедшее. Что хотел от него Вильгельм? Едва ли ему нужны какие-то особые показания - по большому счету, инквизиция вообще не нуждается в показаниях и поступает так, как ей заблагорассудится. Значит, ему понадобился лично брат Варфоломей в качестве обвиняемого. Разумнее всего было бы предположить, что Вильгельму не понравилось выступление брата Варфоломея на диспуте, когда он стал публично оспаривать его позицию. Но зачем тогда было хватать его тайно? При таком раскладе следовало бы привлечь к делу как можно больше свидетелей и устроить показательный процесс, дабы все убедились, что кардинала Вильгельма нужно уважать и слушаться. Хотя, с другой стороны, он, возможно, хочет сначала довести своего оппонента до надлежащего состояния, а потом уже предъявить своим единомышленникам. Да, так даже разумнее. В любом случае, брат Варфоломей не мог рассчитывать на то, что это недоразумение, и его скоро отпустят. Наоборот, было ясно, что отпускать его не собираются. Вопрос только в том, что его ожидает по итогам допросов: казнь или освобождение в качестве забитого калеки.
Брат Варфоломей рванулся - веревки сразу напомнили о себе. Не обращая внимания на боль, он поворачивался из стороны в сторону, пытаясь растянуть их и высвободить руки. Потом попытался дотянуться до веревок ртом, чтобы перегрызть, но ничего не получилось. Он перестал двигаться и постарался сосредоточиться. Еще можно было попробовать разломать стул, на котором он сидел. Но проблема была в том, что это наверняка услышала бы охрана. Кроме того, стул был тяжелым и крепко сбитым - его было трудно разбить из такого положения.
Допустим, ему удастся развязаться. Что дальше? Брат Варфоломей, машинально шевелил кистью правой руки, нащупывая лазейку. Дальше надо будет обследовать помещение на предмет вентиляционных отверстий. А если они слишком малы, чтобы в них пролезть? Тогда вооружиться чем-нибудь тяжелым - тем же стулом, например, - занять стратегическую позицию у двери и попытаться атаковать охрану, когда отопрут дверь. Кисть руки, между тем, сантиметр за сантиметром преодолевала веревочное препятствие. Пришлось совершить дополнительное усилие и ободрать кожу, и наконец его правая рука до локтя оказалась на свободе. Следующим шагом брат Варфоломей навалился плечами на стол и слегка его отодвинул, стараясь не шуметь. Теперь предстояло самое трудное: добраться до разбитого стакана.
Классика жанра, - фантазировал брат Варфоломей, раскачивая стул и собираясь с духом перед падением. - А что если мне специально дали этот стакан, чтобы я высвободился? А что если Вильгельм запер меня здесь, потому что его кто-то заставил? А на самом деле он этого не хотел и наоборот дал мне шанс освободиться?..
Тут он вместе со стулом упал на бок. Голова осталась цела (это главное), и охрана, кажется, его возней не заинтересовалась (что тоже прекрасно). Следующие минут пятнадцать брат Варфоломей, кряхтя и сопя, пытался ползком подобраться к разбитому стакану и завладеть осколком. Потом он радостно и удовлетворенно, не обращая внимания на свежие порезы, перепиливал этим осколком толстую синтетическую веревку. Иногда замирал и прислушивался, потом продолжал свое дело. Он плохо ощущал время, поэтому не знал, сколько ему потребовалось, чтобы освободиться. Он встал сначала на четвереньки, потом, балансируя, на затекшие ноги. Рваная ряса мешала двигаться, поэтому он выбрался из нее и повесил себе на шею для символического тепла.
Последовавшее обследование помещения оказалось не таким успешным, как первый освободительный этап. Вентиляционных отверстий было несколько, но все маленькие. Оставался план Б. Он подтянул стул к двери, опустился рядом с ним и прислонился к стене. Другого выхода не было. Надежды на то, что план сработает, было мало: едва ли ему удастся одолеть двух здоровых мордоворотов. Но нужно хотя бы попробовать. Еще нужно быть начеку, чтобы услышать, когда начнут отпирать засов, и приготовиться. Он не знал сколько времени ему придется так просидеть. Временами он впадал в какое-то мутное оцепенение, потом мотал отяжелевшей головой и приходил в себя.

Отредактировано Frater Bartholomeus (2011-09-27 02:04:53)

+1

10

Кардинал ходил по комнате из стороны в сторону. Руки были скреплены в замок за спиной, спина сгорблена, все показывало высшую точку напряжения. Ночь только начиналась, а он уже понимал, что не уснет. Дно стакана, в котором сейчас плескалось бренди, он наблюдал за последний час не впервые. Но обеспокоенность не отступала, что таить, он был на грани паники. Он не хотел выносить обвинительный приговор монаху, он не хотел судить его, он не хотел даже заходить в подвал снова. Вильгельм пасовал перед трудностями, он метался словно загнанный зверь по своей клетке, считая ее крепостью. Какие-то тщетные попытки прийти в состояние равновесия. Алкоголь словно выветривался из крови, не достигая целей, не даря спокойствие и забытье. Присев на край кровати, кардинал обхватил голову руками, подперев локтями колени, заставляя их перестать предательски дрожать. Сейчас он больше всего ненавидел себя и Бартоломью. Что заставило его так привязаться к лесному брату, почему допускает малейшие противоречивые мысли в сторону церкви, еретик. Ведь именно он отдал приказ о взятии его под стражу, именно он подписывал все бумаги. Обратный ход дать невозможно. В казематах тоже есть глаза и уши, и не все из них дружественно настроены. В бессильной злобе кардинал сжал кулаки и что есть силы ударил себе по ногам. Волна боли прошла покалывающим теплом от кончиков пальцев до самой макушки. Он должен был что-то предпринять. В нем не переставая говорили два голова - Инквизитор и Эрдиан. Служитель церкви говорил тихо и вкрадчиво, и Вильгельм понимал, что он не может, ему не позволено, предать еще и себя самого, идеалы церкви, которой он посвятил всю жизнь. Идеологию которой так яростно защищал изо дня в день, пытаясь сохранить традиции, прекратить разрешение. И Бартоломью был виновен по всем пунктам. И тот лесной брат тоже. Какая ирония, Вильгельм даже не помнил его имени и осознавал, что человека уже нет в живых. Не человека - еретика,  и по нему нельзя было скорбеть, только радоваться, что теперь он очистился от той скверны, которая жила в его вечной душе. Это наказание Вильгельм придумал себе сам. За все свои проступки, настоящие и вымышленные, он наказывал себя сам. И очень редко отменял наказания. Он был суров к своей коже, к своим рукам и ногам, к своим страхам и фантазиям. Удары плети искупали позор страха перед ночью. Страха, который заставлял его просыпаться от собственного крика. Страха, который не давал сомкнуть глаз всю ночь, в неизбежной борьбе с кошмарами как во сне, так и, как казалось кардиналу, и на яву. Страха, о котором не знал никто, потому что его носитель запирался в собственном доме, задергивал шторы и закрывал окна плотными шторами. И все равно он стыдился его. Боролся с ним каждую ночь, проигрывал и наказывал себя за проигрыш. Так он поступал всегда, сколько себя помнил. Это была игра, в которую он играл сам с собой, завоевывая каждую ступень понимания долгими истязаниями, которым подвергал свое тело, простаивая на коленях ночи и дни в молитвах и стенаниях, с окровавленной спиной и руками. И все его победы пахли поражением. Побеждая, он побеждал лишь часть себя, внутри оставаясь прежним.
С каждым ударом боль проходила, под конец, он ее не чувствовал вовсе. Глаза начинали предательски слипаться. Боль притупляла сознание, она никогда не делала его яснее, наоборот. Мозг отключался сам по себе. Секунды отключки походили на провалы. Вот ты есть, а сейчас уже нет. В какой-то момент, он словно умер. Тело перестало полностью слушаться его, веки налились такой тяжестью, что никаких сил не хватало, чтобы хоть чуть-чуть их приподнять. А потом страх стал наполнять все сознание, из его темных углов к кардиналу начинали ползти тени, обещавшие вечные муки. Некоторые твердили о грехах, другие рассказывали о ужасах, которые его ожидают, другие просто смеялись. Таким неживым каркающим смехом, что кровь стыла в жилах. И это приводило в ужас намного больше, нежели слова. Его разрывали на части, растаскивали кусочки в стороны и продолжали истязать, чтобы собрать воедино и протыкать каленым железом, заставляя его смотреть на собственную кровь, вытекавшую из тела так быстро, что комок тошноты подкатывал к горлу мгновенно. Это липкое марево захватывало сознание и не отпускало, причиняя неимоверную боль. Кардинал задыхался, ему не хватало воздуха, горлом, казалось, еще чуть-чуть и пойдет кровь.
Вильгельм открыл глаза и вскочил с постели. Точнее, сел, на большее ему сил не хватило. Почему-то, он лежал своей кровати, кровавые отпечатки были везде - на простынях, стенах, мебели... Холодный пот каплями катился по лбу и груди. Отдышавшись, кардинал машинально опустился на простыни и резко поморщился. Только сейчас он чувствовал, как соленые камельки пота жгли недавние порезы. Он взглянул на часы - 4:40; он отключился только на час. Впереди маячила не самая лучшая перспектива, поэтому кардинал вскочил с кровати. Остаток ночи он не сомкнет глаз.
Красная мантия тихо шелестела от каждого шага, снова винтовая лестница, снова узкий проем. Кардинал вошел в комнату, там его ждал сюрприз. Один из охранников сидел на столом с пакетом льда у раздутой брови, голова перемотана, на рясе виднелись капли крови. Узнав о причине, Вильгельм искренне удивился, на измученном лице появилось подобие перекошенной улыбки. Скорее саркастичной. Осведомившись, не опасен ли более заключенный, кардинал открыл дверь и вошел.
От прежнего порядка тут осталось не так много. разломанный стул валялся в углу (орудие нападения, как мило), теперь Бартоломью был прикован к стене, он сидел на полу почти нагой, как бы сказали приличия. Но в застенках этого не замечали. Его лицо было похоже на один огромный синяк. Ребята излишне перестарались как вчера, так и сегодня... сам Вильгельм был так же не в форме. Гематома расползлась от переносицы, так что припухлые фиолетовые синяки под глазами отлично скрывали лихорадочный блеск и усталость. Вильгельм присел в достаточном отдалении от ног монаха, он знал на сколько цепи позволят ему двигаться, и сочувственно произнес.
- Зачем вы их провоцируете? - он сложил руки в замок, - Как вы, прошу покорнейше простить, думали отсюда выбраться? Вы не думали, что это не единственная охрана? Вы совершаете опрометчивые поступки, дорогой друг. Не расстраивайте меня своей недальновидность, прошу вас, - кардинал не лукавил, он прошел еще два поста охраны. Тут был далеко не один каземат. В разных сторонах дома имелись еще темницы, но это брату Бартоломью знать было не надо.

+1

11

Дело было так. Выплыв в очередной раз из морока, брат Варфоломей отчетливо услышал шевеление за дверью. Он не знал, сколько времени он так просидел, но когда он попытался встать, у него было такое ощущение, будто у него на теле нет ни одного участка, который бы ни болел. Тем не менее, медлить было нельзя – за дверью послышалось царапанье ключа о замочную скважину. Это могло говорить о том, что человек, пытавшийся отпереть дверь – кем бы он ни был, - нетрезв или с сильного похмелья. Эта мысль придала брату Варфоломею бодрости, и когда ключ наконец начал поворачиваться в замке, он уже стоял наготове с тяжелым стулом, поднятым над головой. Дверь открылась, загородив брата Варфоломея. Последовала пауза – видимо, вошедший, не увидев узника в надлежащем месте, понял, что что-то не так.
Потом он ступил в помещение – брат Варфоломей увидел затылок охранника и обрушил ему сзади на голову стул. Охранник охнул и тихо осел на пол. Первый рубеж был преодолен. Брат Варфоломей выглянул за дверь и увидел второго охранника, спускающегося по винтовой лестнице. Исход последовавший схватки предсказать было трудно. На стороне охранника были сила и относительное здоровье, а на стороне брата Варфоломея – отчаянное желание вырваться на свободу. Но в итоге на помощь второму подоспел третий мордоворот, и решающий перевес сил оказался на стороне инквизиции.
Потом брата Варфоломея опять били. Только в отличие от того, что было накануне, его уже никто не держал, а бросили на пол и стали, матерясь, молотить ногами в тяжелых ботинках (он не мог определить, сколько именно было ног), так что его носило по всей камере. Сколько это продолжалось по времени, тоже было непонятно. Брат Варфоломей больше всего хотел получить наконец сильный удар по голове и отключиться, но охранники, видимо, даже в сильном гневе сохраняли профессионализм и били аккуратно, не давая ему мирно потерять сознание.
Наконец они, кажется, устали. Брат Варфоломей валялся на полу, не двигаясь. Тем не менее, его зачем-то отволокли к стене и приковали к ней. Вероятно, у них случился приступ добросовестности. Тот, которого он огрел по голове стулом, еще раз удовлетворенно пнул его ногой. Потом они, бормоча напоследок в адрес брата Варфоломея угрозы непристойного характера, оставили его в одиночестве.
Брату Варфоломею, впавшему в полуобморочное состояние, грезились странные ситуации и странные разговоры. Ему казалось, что он разговаривает с Вильгельмом, и тот ласково спрашивает, сколько у него ребер. Брат Варфоломей отвечал, что 12 пар, а Вильгельм говорил, что это непорядок – потому что у Адама было нечетное число ребер, так как из одного его ребра была создана Ева. Он сказал, что ради его, Варфоломея, спасения необходимо немедленно выломать у него одно ребро. Тут у него в руках оказались огромные щипцы, и он сделал шаг к брату Варфоломею, который хотел отскочить, но тут выяснилось, что он почти полностью обездвижен. Но Вильгельм, подошедший совсем близко, вдруг взял его за подбородок, заставил открыть рот и вынул из него зуб. «Ну вот видишь, а ты боялся», - дружелюбно сказал он, и брат Варфоломей почувствовал себя на седьмом небе от счастья.
Тут раздался треск замка и скрип двери. Брат Варфоломей поднял голову и открыл один глаз. Второй не открывался. В помещение вступил Вильгельм в красном облачении – на этот раз, видимо, настоящий. Первым его ощущением была радость – как будто приход Вильгельма означал что-то хорошее. Но когда Вильгельм обратился к нему с назидательной речью, брат Варфоломей почувствовал усталость и отвращение. Говорить с ним он не хотел. Поэтому он просто молча, насколько позволял один глаз, разглядывал Вильгельма, предусмотрительно занявшего безопасную позицию. Зря, впрочем. Брат Варфоломей сейчас едва мог пошевелиться.
В тусклом освещении ему показалось, что Вильгельм неважно выглядит.

Отредактировано Frater Bartholomeus (2011-10-04 06:03:56)

+1

12

Никакой реакции. Кардинал было подумал, что охранники перестарались совсем, и перед ним теперь просто овощ, но Бартоломью смотрел на него внимательно и, как показалось Вильгельму, осуждающе. Было за что. Сам мужчина практически желал себе смерти. Он не мог принять единственно правильное решение, очистить свою совесть, обрести равновесие. Напротив, он метался в темнице своего разума, наталкиваясь на новые запреты и догмы, как на колючую проволоку. Ему казалось, что если бы душа была материальна и визуально представлена, его была бы похожа на скомканную рваную хламиду. Все же, Вильгельм умел и любил себя жалеть, показать миру, как он страдает. Этого было не отнять. Мерзкий и лживый подлец - исчерпывающая характеристика кардинала католической церкви. Он смотрел сквозь своего узника, пытаясь разглядеть какая душа у него. Глаза, чей цвет стал его визитной карточкой и одновременно проклятьем. Своего рода неумелая пародия на царя Мидаса. Именно так считал Вильгельм, куда бы он ни обращал свой взор - ему везде везло. Восхитительный взлет по карьерной лестнице, формирование инквизиции. Когда он возглавил ее, казалось, что перед ним на коленях весь мир. А теперь он сидел на коленях и ощупывал новые повреждения своего еретика.
- Хм, - ребра явно были не целы, огромное количество гематом, ссадины, может, отбиты почки. Спрашивать Бартоломью, где у него болит, не имело никакого смысла. Вильгельм кожей ощущал, какой дьявольский жар исходил от тела монаха. - Хм... Вы так долго не протяните, мой друг.
С этими словами Вильгельм быстро встал и вышел. За стеной послышались крики и какая-то возня. Вернулся кардинал через добрых полчаса с бутылкой воды и аптечкой, поставив все рядом с Бартоломью, он потер костяшки пальцев, на которых была ободрана кожа. Выбить из охранников всю дурь и спесь пришло в голову инквизитора внезапно и стремительно. Поднимать руки на ЕГО пленника они больше не посмеют. Эти сукины дети слишком боялись его, чтобы попытаться ответить и лишь старались отвести удар. Им это далеко не всегда удавалось. Тогда Вильгельм разошелся не на шутку. Он повалил одно охранника и бил его до тех пор, пока тот не обмочился и не стал рыдать от боли. Затем заставил второго все это убрать. И лишь после этого разрешил им валить ко всем чертям. Все же, они, наверное, направились к врачу. Да, и такой здесь был. Отменный мясник-хирург, больше про него нечего было сказать. Вильгельм его презирал и никогда не пользовался услугами такого рода.
Аккуратно смачивая тряпку водой, он пытался хоть немного стереть запекшуюся кровь, чтобы более четко разглядеть увечья.
- Тебе надо попить, - он наклонил бутылку к потрескавшимся губам монаха и чуть-чуть наклонил. Почти все пролилось мимо, но это была не последняя попытка. Кому какая разница, что в воде была смесь обезболивающего и снотворного. Ему нужно набраться сил, чтобы пережить завтрашний день.

+1

13

Брат Варфоломей не уловил момент перемещения Вильгельма по комнате, просто тот вдруг оказался рядом. На лице у Вильгельма был отчетливый отек – след удара, который он ему нанес. Брат Варфоломей смутно подумал, что не следовало этого делать: выносить приговоры и приводить их в действие было не в сфере его компетенции. Хуже того, он ударил человека, у которого был священный сан и рука которого касалась святой чаши. 
Между тем, Вильгельм, видимо решивший точнее уяснить себе состояние заключенного, проверял рукой свежие ушибы. Брат Варфоломей почти не чувствовал прикосновений, пока Вильгельм не надавил посильнее на какое-то злосчастное ребро, отчего брат Варфоломей тихо и коротко хрипнул. После этого Вильгельм поднялся и вышел.
Сколько времени он отсутствовал, было непонятно. Потом он появился снова с бутылкой какого-то пойла. Брату Варфоломею хотелось пить, и он мало беспокоился о том, что представляет собой жидкость, которую пытался влить ему в рот Вильгельм. Хотя значительная часть воды пролилась, пару глотков сделать удалось.
- Спасибо, ваше высоко… преосвященство, - выговорил брат Варфоломей. – Простите, что ударил вас.
Видимо, усилия, затраченные на произнесение этой фразы, были слишком велики, а возможно, в воду было что-то подмешано, но тело у брата Варфоломея обмякло, голова свесилась на грудь, и уцелевший глаз стал закрываться. Он подумал о том, что Вильгельм, вероятно, ложно истолкует его извинения и сочтет их попыткой задобрить его. Но, в конечном счете, это было не так важно. Гораздо важнее, как казалось брату Варфоломею, было предостеречь Вильгельма, поэтому он торопливо заговорил, и речь теперь давалась ему удивительно легко.
- Вильгельм, послушайте меня. Уходите отсюда. Меня оставьте, чтобы не тащить – я сам как-нибудь. Уходите в лес. Там братья, они вам помогут. Вы думаете, что я у вас в плену, на самом деле это вы в ловушке. Если вы будете поступать благоразумно и расчетливо, вы неизбежно будете грешить против истины и против совести. Если вы будете поступать честно, вас уничтожат ваши же коллеги. Уходите, Вильгельм, лучше всего прямо сейчас.
На самом деле брат Варфоломей спал, и этот свой монолог произносил уже во сне. Потом он полз по какому-то коридору, который должен был вывести его и Вильгельма из подземелья наружу. Он постоянно оглядывался, так как боялся, что Вильгельм отстанет, и он потеряет его из виду. В конце коридора уже виднелся слабый свет, и брат Варфоломей вдруг услышал голос Габриэля, который, очевидно, ждал с той стороны. Слов он не разобрал. Тут он в очередной раз обернулся и с ужасом увидел, что Вильгельм пропал. Нужно было вернуться назад и найти его, но стены коридора стали сжиматься и сдавливать его тело, так что он не мог пошевелиться. Потом брат Варфоломей провалился темноту и ничего не чувствовал.
Он не знал, сколько времени он провел в таком состоянии. Когда он наконец открыл глаза (второй глаз теперь открывался, но с трудом) и поднял голову, он уперся взглядом в сидящего рядом с ним Вильгельма.

Отредактировано Frater Bartholomeus (2012-01-13 03:37:47)

+1

14

Пока Бартоломью был без сознания, кардинал не терял времени даром. Пришлось срезать, наконец-то, остаток этой грязной хламиды, которую когда-то можно было назвать рясой. Вышел за чистой водой, прихватив всю аптечку с пункта охраны, где о наличии там когда-то людей напоминала только лужица крови. Объяснение своей жестокости Вильгельм давно придумал, да никто и не спросит же. В таком состоянии монах пробудет еще часа два-три, так что делать нужно было все быстрее и, желательно, качественно. Кардинал не был квалифицированным медиком, но вполне понимал, как стоит действовать в той или иной ситуации. Поэтому грудь Бартоломью опоясала тугая повязка из бинтов, фиксирую спину, несколько компрессов охлаждали и рассасывали гематомы. Пару рассечений пришлось даже зашивать, благо, что все же в таком ослабленном состоянии Бартоломью хорошо проняла столь малая доза обезболивающих.
Когда дела были завершены, Кардинал огляделся и достал телефонную трубку: "Неси!"
Веки монаха начали хаотично подергиваться, но Вильгельм уже внимательно следил за его состоянием.
- Бартоломью, Бартоломью, просыпайся, так можно и всю жизнь проспать!

+1

15

Отвратительного вида глубоководные твари бесшумно плавали и иногда задевали брата Варфоломея своими уродливыми телами. Брат Варфоломей был связан по рукам и ногам и прикручен к большому камню, лежавшему на дне. К его удивлению, он под водой мог дышать, хотя это давалось ему нелегко, потому что мутная водная масса давила ему на грудную клетку, и для каждого вздоха требовались большие усилия. Еще он знал, что если он перестанет концентрироваться на дыхании, то мгновенно захлебнется. Но ему приходилось отвлекаться всё чаще и чаще — твари наплывали, и он, несмотря на обездвиженность, пытался от них уворачиваться. Одно неловкое движение — и он начал захлебываться.
Брат Варфоломей закашлялся и открыл глаза. Кашлять было больно, поэтому он поспешно прекратил это неблагодарное дело. Он попытался определить, где он находится. Задача была непростой, потому что в глазах отчаянно двоилось, и к тому же по ним резал свет, источником которого был висящий на потолке светильник. Нет, это был уже не застенок. Он лежал в обычной человеческой кровати, которая находилась в какой-то комнате. Проморгавшись, он понял, что комната ему кажется знакомой, хотя для лучшего ознакомления с обстановкой нужно было подняться или хотя бы повернуть голову, но на такие подвиги он был пока неспособен. Поэтому он сосредоточился на созерцании фигуры человека, сидевшего на кровати. Размытый силуэт обозначился отчетливее. Вильгельм. Комнату он тоже теперь узнал. Он, собственно, находился в доме Вильгельма. Брат Варфоломей сделал непроизвольное судорожное движение, предназначавшееся для того, чтобы привести себя хотя бы в сидячее положение, но ничего не вышло. Поэтому он, морщась от света и боли в грудной клетке уставился на своего недавнего оппонента, тщетно пытаясь понять, что происходит.

+1

16

- Мы нашли тебя недалеко от пятого района. Ты был весь в крови и ужасно избит, - Вильгельм заботливо коснулся опухшей скулы влажным полотенцем, - я думал, ты не выкарабкаешься.
Кардинал был в обычной черной рясе, и только лишь красная фашья отличала его от обычного священника. Он приподнялся и рассеянно заметался по комнате в поисках чего-то. Потом словно опомнился и вытащил из кармана в складках мантии нательный крестик Бартоломью.
- Возьми, - он протянул его монаху, - мы нашли его около тебя, похоже, на тебя напали и хотели ограбить. Кардинал явно волновался, он теребил край фашьи и явно не решался о чем-то сказать, - а еще, рядом с тобой нашли труп.... - он запнулся и потер переносицу, явно пытаясь сдержать эмоции, - это был Габриэль...
Кардинал присел на край кровати и вздохнул.
- На ваших одеждах его кровь, и мы боимся худшего...Брат, ответь мне! Ты причастен к его гибели? Это так?

+1

17

Перемещения Вильгельма по комнате притягивали взгляд, и брат Варфоломей, несмотря на то что движение глазных яблок было болезненным, следил за ним, насколько было возможно при общей неподвижности. Нашли крест? Пошевелиться всё же пришлось - он проделал хитрую многоходовку по извлечению руки из-под одеяла и взял то, что ему вручили. Одновременно с этим он пытался вникнуть в то, что говорил так участливо позаботившийся о нем кардинал. В мыслях царил первобытный хаос, из которого всплывали исковерканные обрубки непонятно к чему относившихся впечатлений.
Габриэль мертв? Но ведь он, кажется, и так знал, что он мёртв. Убит на дороге? Что произошло? Тон, которым говорил Вильгельм, сам по себе сеял тревогу и в то же время выражал заботу, и брат Варфоломей чувствовал потребность заручиться его расположением.
- Габриэль?.. Ваше высокопреосвященство...
Тут взгляд брата Варфоломея сфокусировался на лице собеседника и различил следы удара. Он нахмурился, недоумевая, кто мог на такое осмелиться, а затем в голове начала выстраиваться ассоциативная цепочка. Застенок, Вильгельм, мордовороты, опять мордовороты, опять Вильгельм, его убеждающий голос и омерзительное содержание его слов. Брат Варфоломей отчаянно рванулся и всё-таки привел свое бренное тело в полусидячее положение.
- Нет, кардинал. Это вы причастны к его гибели.

Отредактировано Frater Bartholomeus (2013-03-09 20:24:35)

+1

18

На лице Кардинала можно было увидеть только заботу, он поймал взгляд Бартоломью и погладил небольшой шрам.
- Церковь вам это простит, брат. Вы метались в агонии, я пытался вас удержать, но... - он добродушно пожал плечами. - Небольшая жертва ради вашего спасения, не так ли?
Мерный бой старинных часов прорезал тишину.
- Вам пора принимать лекарства, брат, - одним легким движением Вильгельм уложил Бартоломью обратно в кровать. Перчатки скрывали костяшки, которые были больше похожи на кровавое месево. Но Вильгельм не чувствовал боли, он улыбнулся и встал. Подошел к тумбочке и вытащил шприц. Набрал какое-то лекарство и спокойно повернулся к монаху.
- Готовы?

+1

19

От легкого движения, произведенного кардиналом Вильгельмом, в пояснице брата Варфоломея что-то мелодично щелкнуло, отдалось в затылке и упокоилось в подушке, в которую снова погрузилась его скорбная голова. Следить за кардиналом из такого положения стало немного труднее, а безмятежный тон недвусмысленно сбивал с толку. Брату Варфоломею казалось, что он отчетливо помнит, откуда на лице у его высокопреосвященства это непотребство, однако он столь же отчетливо помнил свой недавний заплыв в компании с подводными тварями. Иными словами, велика была вероятность, что природа этих феноменов была в равной мере иллюзорна.
- Простите, ваше высокопреосвященство, - сказал он, следуя этим соображениям, однако несколько неуверенно.
В руках вернувшегося к его лежбищу кардинала блеснул шприц.
- Не нужно, - брат Варфоломей попытался выразить протест, но получилось как-то вяло и неубедительно.
В голове почему-то всплыл эпизод, когда они с кардиналом весело курили самокрутки возле церкви святого Клемента.

Отредактировано Frater Bartholomeus (2014-04-09 22:53:23)

+1

20

- Не стоит, Бартоломью. Уже даже не саднит. - Он присел на край кровати и постучал по шприцу. Дозы амфетамина должно было хватить с лихвой. Кардинал расчитал все до мелочи, это не принесет большого физического вреда, а вот с психикой монаха он, как раз, и собирался работать.
- Сейчас вы уснете, дорогой друг. А потом мы поговорим про происшествие. Церкви нужно понять, что произошло. - Он сделал все приготовления и ввел раствор.
- Хороших снов, Бартоломью. - Мужчина наклонился и поцеловал монаха в лоб.
Он дождался, пока монах закроет глаза и вытащил из-под кровати ремни. Крепко зафиксировав жертву, кардинал сел в кресло и закурил.

Отредактировано Кардинал Вильгельм (2014-06-25 16:31:09)

+1

21

Брат Варфоломей чуть поморщился от укола, но отнесся к нему скорее как к неизбежности и сосредоточил внимание на причудливых складках простыни, то расходившихся в стороны, то сливавшихся непостижимым образом в одну и составлявших тем самым отчетливый узор, готовый измениться при малейшем движении. Закрыв глаза, брат Варфоломей попробовал представить себе увиденную версию узора во всех деталях. Теперь, чтобы сменить картину, нужно было пошевелиться, однако к его удивлению, это сделать не удалось. Вторая попытка с тем же эффектом. Он открыл глаза. Возвышающегося кардинала он больше не видел - зато видел медленно плывущую в воздухе сизую туманную субстанцию. Тем не менее, он был уверен, что кардинал помещения не покидал. Чуть повернув голову, он, как ему показалось, даже увидел восседающую в кресле фигуру.
- Ваше высокопреосвященство, - сказал он, - вы когда-нибудь обращали внимание на специфику роста деревьев? Я имею в виду тот факт, что каждый логически завершенный отрезок дерева представляет собой принципиально идентичную, хотя и уменьшенную реплику предыдущего отрезка. И последовательность этих отрезков в пределе бесконечна, то есть любое дерево при наличии бесконечного пространства и бесконечной энергии могло бы бесконечно разрастаться вверх, вниз и в стороны. Казалось бы, мощнейший потенциал, но производит удивительно гнетущее впечатление, вы не находите?

0

22

Кардинал действительно не покидал своего места Он курил и разглядывал лежащее перед ним тело. Его пальцы коснулись поврежденных запястий монаха и ощупывали уплотнения от ссадин.
- Безусловно вы правы, - Вильгельм встал и двинулся к окну, стягивая перчатки. Усталым движением он откинул их в сторону и посмотрел в бутафорское окно, хоть его и скрывали плотные  шторы. Все нужно было делать предельно рефлекторно.
- В идеальных условиях смерть приходит куда позже. Но, дорогой мой, даже при всех условиях, кои вы описали, нет внешнего раздражителя, а ,быть может, и опасности. А она существует.

0

23

Брат Варфоломей то ли слышал нечетко, то ли не мог вместить суть высказанной кардиналом сентенции (тем более что контекст у него в голове был нестабильным и стремительно менялся под действием непонятно каких сил), в общем из всего сказанного он выхватил только слово "смерть". А выхватив, тут же почему-то связал его с полученной инъекцией и пришел к выводу, что инъекция была смертоносной. Эта мысль, впрочем, к его же некоторому удивлению, мало впечатлила. Ну, да, положим, он сейчас умрет. Брат Варфоломей вяло попытался повернуть мысли в каком-нибудь надлежащем направлении, но они не захотели поворачиваться, и он оставил эту неблагодарную затею. Вместо этого он попробовал обратить мысли к своему убийце, который уже по причине убийства, как и любой смертный, губящий свою душу, нуждался в сострадании, не говоря уже о том, что он был брату Варфоломею человеком отнюдь не чужим. Но и по поводу кардинала он не смог подумать ничего хотя бы отдаленно осмысленного. Может быть, он вообще уже умер. По крайней мере, боли больше не было, и уже за это он вдруг начал испытывать к кардиналу острую и неодолимую благодарность, от которой у него мгновенно затопило слезами глаза.
- Вильгельм, - сказал он из последних сил прерывающимся голосом. - Ты когда-нибудь слышал, как поют речные тритоны?
Выразить свою признательность более вразумительным способом не вышло. Оставалось довольствоваться тем, что есть.

0


Вы здесь » Шторм-вор » Основной сюжет » Застенок